Мать оказалась права: Игорь хорошо зарабатывал и собирался зарабатывать еще больше, тем более что знал как.
Катерина училась в университете, он был готов к тому, что она поступит в аспирантуру, даже согласился платить, если она не поступит в бесплатную. Он хорошо чувствовал время и точно знал, что очень скоро все, что считалось престижным в прежней жизни, станет столь же вожделенным в новые времена. А именно — кандидаты и доктора наук снова будут в цене.
Игорь не ошибался, он узнал, что купить диссертацию становится все дороже, защитить ее — тоже.
Но Катерина не собиралась просить деньги на аспирантуру. У нее хватит ума сделать работу так, что ее туда позовут.
Но чем дольше она жила с Игорем, тем тревожнее становилось на душе. Завязывая пояс халата, она вспомнила, что его привез еще дядя Миша из Китая.
Нет, в Игоре она не нашла своего человека. Мысль, пришедшая в голову в момент наивысшего напряжения, чаще всего бывает верной. Не зря такое состояние называют озарением. Мгновенная вспышка высвечивает ничтожно малое, но успеваешь увидеть: то, что казалось огромным, способным затмить весь мир, — выдуманное.
Катерина вздохнула. Разве Игорь ее человек? Воздушный шарик желтого цвета тоже можно принять за солнце.
А вот насчет химии… посмотрим.
То, что происходило после, Катерина помнит слабо, туманно. Четко и ясно — только начальную стадию перемен в ее жизни.
Игорь вернулся из командировки. Все как обычно. Его работа, дежурство по ночам на радио. Ее университет, тревожные ночевки у матери.
Ксения Демьяновна вела себя как обычно. Словно ничего и не было с ней. Много работала, писала статьи по этнопсихологии. А ранней весной… случилось. Да с такой силой, с какой взламывается лед на реке.
— Ты кто? — спросила она, глядя в упор на Катерину. Они сидели за столом на кухне и завтракали. Федора не было — он уже ушел в школу. Мать собиралась на работу, в свой институт, к середине дня. — Что ты делаешь в моем доме? — Глаза матери расширились, Катерине показалось, они вот-вот выкатятся из орбит. Прямо в тарелку с овсяной кашей. Ее замутило. Но она понимала, что не от видения, а от страха.
— Ты сама сказала. — Она постаралась улыбнуться, поняла, что вышло криво. Мать с отвращением поморщилась. — Когда Игоря нет, ты сама сказала, что тебе приятно, когда я с тобой, — пробормотала Катерина. Ее уже не мутило, она леденела под чужим и страшным взглядом матери.
— Моя… дочь… умерла… — с расстановкой произнесла Ксения Демьяновна. — У меня есть сын. Он старше меня. — Безумная улыбка осветила лицо матери. Она подняла указательный палец, нацелив его в пространство, добавила: — Я умерла в нем. Он этого еще не знает… — Потом резко подалась к Катерине и отчаянно закричала: — Зачем ты выкопала меня? За-чем! — Лицо ее покраснело от напряжения, глаза блуждали, зрачки потемнели.
Вызвать "скорую помощь"? Психиатрическую? Но тогда… Нет, тогда жизнь всех — матери, Феди, ее — перевернется окончательно. Навсегда.
Позвонить Игорю? Ох, нет! Хорошо, что его снова нет дома.
Катерина медленно встала, пятясь, вышла из кухни. Мать замерла в одной позе и не двигалась. Кому звонить? Кого спросить?
Катерина на деревянных ногах шла к телефону. Внезапно он зазвонил сам. Катерина сняла трубку, не успела отозваться, как узнала Ольгу Петровну.
— Катюшка, — затараторила она, — ты помнишь, какой сегодня день? Ваша бабушка родилась.
— А-а… — прошептала Катерина.
— Случилось что-то? — В голосе Катерины Ольга Павловна услышала тревогу и догадалась: — Мать? Снова?
— Ага, — прохрипела Катерина.
Давно, еще зимой, она рассказала Ольге Петровне о странном поведении матери. Это она подсказала ей прочитать все, что найдет, о болезни Альцгеймера. Потому что ее свекор болел похоже.
— Сейчас приеду, — бросила Ольга Петровна.
Катерина плохо помнила, как она дождалась ее, что было после, о чем Ольга Петровна говорила с матерью.
— Мне жаль тебя огорчать, Катерина, — вот это она запомнила хорошо, — но скорее всего это болезнь Альцгеймера. Вообще-то для Ксении рано: это недуг очень старых людей. Но знаешь, к каждому старость приходит в свое время. С паспортом не сверяется.
От Ольги Петровны исходила такая сила жизни, что Катерина подумала: к ней старость не придет никогда.
— Я читала о ней, — бормотала она, — но не поняла, как ее лечат.
— На самом деле никак не лечат, — махнула рукой Ольга Петровна. — О чем говорить? Даже американского президента не вылечили. Не смогли.
— Это какого? — Катерина пыталась вспомнить, но в голове мелькало все, абсолютно не связанное с важными персонами.
— Рейгана. Он попрощался с народом, сообщил, чем болен. А дальше — он и вроде не он… — Она усмехнулась. — Я видела по телевизору. Что ж, благородно.
Катерина почувствовала, как дыхание перехватило. Она открыла рот, но настоящего вдоха не вышло.
— Лекарство ищут, — слышала она голос Ольги Петровны, — причем не вслепую, как раньше, когда болел мой свекор. Уловили механизм сбоя в мозгу таких больных. В общем…
— А ваш свекор — он…
— Он умер, Катерина. Как часто бывает, от другой болезни. От воспаления легких.
— Дома? — В голосе Катерины слышался ужас.
— Нет, в Доме на Каме. Это что-то вроде лечебницы.
— А такие… значит, есть? — тихо спросила Катерина.
— Сейчас есть все. Но за деньги. Или за очень большие деньги. — Она произнесла расхожую фразу, но Катерина испытала странное облегчение. Значит, в том, что с матерью, нет ничего нового?