Катерина лежала, раскинув руки. Она смотрела в потолок и улыбалась. Игорь никогда не приносил ей в постель кофе. Он подавал ей однажды горячее молоко с содой, когда она болела ангиной.
Она слышала гул кофемолки, щелчок вскипевшего электрического чайника. И запах…
— Прошу, мадам. — Он подал ей чашку кофе на подносе.
— Ух ты! — не удержалась она.
Они пили кофе, сидя на кровати, не спеша, болтая о пустяках.
— А теперь, — сказал он, — мы должны подумать про воскресный обед.
— Можно подумать, что у тебя холодильник ломится от продуктов. — Она недоверчиво посмотрела на Вадима.
— Именно потому, что не ломится, мы оседлаем мой "дефендер" и прокатимся.
— Но хоть что-то у тебя есть? — допытывалась она.
— Есть. Молодая картошка.
— Отлично! — Катерина вскочила. — Сейчас я ее почищу, а когда вернемся — сварим. Чур, я первая в душ!
— Разумеется, тебя отнести или сама дойдешь?
— Да ну тебя.
Она прошлепала босиком в душ. Когда горячие струи ударили по коже, она удивила себя. Запела. Она внезапно умолкла, пытаясь вспомнить, когда она пела в последний раз. Может, классе в пятом. "Астры-ы-ы осенние… Астры волшебные…" Романс, который пел дядя Миша.
Она надела халат Вадима, прошла на кухню. Сетка с картошкой лежала в мойке. Она разрезала ее ножницами и посмотрела на клубни.
— Ну как? — спросил Вадим. — Годится?
Она взялась за бумажный хвостик, на котором были все выходные данные картошки.
— Теперь я поняла, — сказала она серьезным голосом, — если хочешь кусочек Земли обетованной, купи пакет молодой израильской картошки. Смотри: страна-производитель — Израиль. — Катерина повернулась к нему от мойки, продолжая тереть жесткой щеткой клубни. Они становились розовые, умытые. Комочки земли, упавшие на металлический поддон, таяли под натиском теплой воды из крана.
— Мне сказали, что она молодая и…
— …и красивая, — подхватила Катерина. — Но это правда, теперь. Картошка молодая и красивая, она нигде еще не созрела, только в этой земле… Смотри, какая жирная. Дядя Миша сказал бы, что можно отыскать в ней…
Вадим смотрел на Катерину и чувствовал, что губы не могут удержаться от улыбки. Ему что, на самом деле повезло? Как здорово, что бывший муж оказался слишком прост и даже "слаб на голову", как говорили в его московском дворе, когда он был подростком, что не сумел оценить и удержать такую женщину! А он сам сможет?
Тревожная мысль уколола, как иголка кактуса, он задел его случайно, когда отодвигал портьеру на окне. И обрадовался, когда она в ответ на его непроизвольный вскрик подскочила к нему.
— Сейчас выну. — Она взяла иголку и занесла над его пальцем. Да не она ли вынимала занозы у него сто лет назад? И двести? Ее холодные пальцы обжигали руку. Капля крови выступила на месте укола.
— Ого, какой ты кровяной, — фыркнула она. — Ты можешь быть донором.
— Твоим — в любое время, — пробормотал он, не сводя глаз с ее руки. Он увидел белые пятнышки на ногтях, редкие, он знал, что они что-то означают. Но что именно — нет. Она знает наверняка, он спросит. Потом. Никакого лака, никаких устрашающих наращенных когтей. Никогда в жизни женщина с такими ногтями-когтями не привлекла бы его.
— Ну вот, все. Сейчас прижгу йодом.
— Ох!
— Боишься? Все равно прижгу. Я не хочу… я не хочу потерять раненого…
Катерина принесла пузырек с йодом и смазала ранку.
— Тогда и его тоже. — Он кивнул. Она проследила взглядом за ним, но не поняла.
— Кого — его? — Она свела брови.
— Кактус. Я тоже уколол его. Сила действия равна силе противодействия. Закон физики. Ты же училась в школе.
— Более того, я окончила школу с "золотом".
— Тем более. А если он заразится от меня чем-то?
— Ха-ха-ха! Защитник природы…
— Всякой природы, — кивнул он.
— Ты не опасен для кактуса. — Она завинтила пробку пузырька.
— А для тебя? — Он придвинулся к ней.
— Для меня? — переспросила она, не отступая. — Уже нет.
— Почему "уже"?
— Потому что я… потому что… потому что я тебя уже обеззаразила. Йодом.
Она засмеялась, увернулась от его протянутых рук и вышла из комнаты.
Он скрестил руки на груди и смотрел на кактус в горшке. Может, снова уколоться? Уколоть всю ладонь. Тогда Катерина будет вынимать все занозы.
Кроме одной, поспешил он предупредить себя. Той, которой стала для него сама. В его руке, в его теле, в его мозгу, в его сердце, в его душе. Занозой всюду и везде…
— Вадим! — позвала она его. — Есть одно дело… Я жду тебя!
— Всегда готов, — сказал он и быстро пошел на зов.
— Если я полью салат оливковым маслом, ты как?
— Так же, как ты, — сказал он.
— А если я добавлю немного винного уксуса и лимонного сока?
— Вкусно. — Он почувствовал, как во рту стало остро и кисловато.
Она спрашивала, получала ответ и делала то, о чем спрашивала.
— А если я добавлю корицы?
— Охотно соглашусь, — кивнул он.
— Она для тебя не опасна? — слегка повернула голову Катерина и искоса взглянула на него.
— Опасна? Почему?
— Не знаешь. Тогда все в порядке.
— Ты про что?
— Так, чепуха. Застревает в голове разный мусор.
— А разве ты засовываешь ее в мусорное ведро?
— Иногда.
— Не поверю. Ты как химик не можешь быть такой неразборчивой.
— Я гуляю по Интернету, по разным сайтам. А там столько всего…
— Согласен. Так что про корицу?
— Это афродизиак. Слышал? Возбуждает…
— Ты во-от о чем! Тогда ты вся из корицы. — Он протянул к ней руки.