— Ага, а если себя считать подобием Земли, то…
— Ты смеешься, Катерина. Но сходство есть. Не смотри на меня так, сейчас я в норме. Твое лекарство работает.
— Правда! — Катерина подскочила радостно, по-детски.
— Оно не только мои мозги приводит в порядок. Коллеги по Дому скажут тебе то же самое. Ты молодец, Катерина. И знаешь, почему еще?
— Почему?
— Я вспомнила про дядю Мишу, и тут же на ум пришла его формула.
— "Найти свое дело и своего человека"? Ты про нее? — спросила Катерина. — Я думала, мама, что тебе смешно было его слушать.
— Может, было. Но потом я поняла, как он прав. — Она молчала, чувствуя на себе взгляд дочери. Катерина хотела задать вопрос, но не решалась. Ксения Демьяновна предполагала о чем. Не о деле, всем ясно, профессор Улановская при своем успешном деле. О человеке. Катерина наверняка хочет знать, не был ли якутский взрыв последней попыткой найти своего человека.
Ксения Демьяновна не собиралась обсуждать свою жизнь.
— Ты нашла свое дело, Катерина. Осталось найти своего человека…
Потом, снова прокручивая тот разговор, Ксения Демьяновна уловила то, что упустила тогда. А ведь Катерина вздрогнула при слове "человека".
Ксения Демьяновна вот так же ворочалась в постели после отъезда Катерины прошлым летом. Она не спала до утра, о котором возвестили петушиные крики, ленивое взбрехивание собак.
Выходит, думала она, Катерину все-таки тревожит, что не нашла своего человека. Она пыталась назначить им Игоря. Что ж, может быть, он сыграл бы эту роль, если бы не семейный слом.
Ксения Демьяновна слушала, как с рассветом менялись звуки. В деревне, потом под окном. Гремели фляги — привезли с фермы молоко. Потом запахло хлебом — пекли булочки к завтраку. А когда совсем рассвело, Ксения поняла, что должна сделать.
Не-ет, у нее с мозгами все в полном порядке, даже, может быть, в гораздо большем, чем у тех, кто считает себя абсолютно здоровым. Сенильные бляшки, говорите, доктор? Это они тормозят разум? Может, и тормозят, у кого ума мало.
А если это так, не пора ли кое-кого потревожить? У кого с умом тоже все в порядке? А уж в сообразительности, хитрости, ловкости равных поискать и не скоро найдешь. Кроме нее, конечно.
Ксения Демьяновна улыбнулась, вспоминая о прошлом лете. Конечно, решение пришло не спонтанно, не в тот момент, когда она спустила ноги с кровати, взяла мобильник из тумбочки и вышла из Дома. Она обдумала все, до мелочей. Построила точный план, чтобы ее Вечный Друг ничего не упустил.
И он, похоже, все делает так, как надо.
Они давно не говорили, но, услышав ее голос, он не удивился.
— Привет, Вечный Друг.
— А я только что собирался набрать твой номер, — услышала Ксения Демьяновна. Усмехнулась. Черт лукавый. — Да не ухмыляйся, не надо.
— Я улыбаюсь. От удовольствия, — сказала она.
— Да неужели! — воскликнул он. — А вообще-то так и должна — сиять от радости. Что заброшенный тобой Вечный Друг все еще жив.
— Я на самом деле рада, — сказала Ксения Демьяновна. — Ты не мог не заметить, что я появляюсь всегда вовремя. Когда нужна тебе.
— Сама не знаешь, как вовремя и как нужна. — Он вздохнул. Голос то рокотал, то снижался до шепота, хотя слов сказано немного. Он всегда умел играть интонацией.
— Знаю, — отозвалась она.
— Ты помнишь, какая дата приближается? — спросил он. — Роковой рубеж, если говорить точно.
— Да, — сказала она. — Восемнадцать.
— Как мы поступим? — спросил он. По дыханию, точнее, по тому, что его не было слышно, она догадалась: насторожился.
— Как поступим? — повторила она.
— Кстати, ты где сейчас? — перебил он ее.
— Для данного события это не важно, — ответила Ксения, поигрывая чехлом от мобильника. На нем, как всегда, болтался крошечный веер. Вещица, которую можно принять за брелок. На самом деле это был мобильник для немедленной связи с Вечным Другом. Однажды он настоял, чтобы она взяла его.
— Ладно, — сказал он. — Главное, ты сама догадалась мне позвонить. Обнадеживает.
— Вообще-то я звоню тебе по другой причине. То есть в какой-то мере и по этой. Но главное — не она.
— Говори. Я сделаю все, ты знаешь.
— Нужен муж, — сказала Ксения Демьяновна ровным голосом.
— Давно готов, — быстро ответил он.
— Ты не годишься, — рассмеялась она.
— До сих пор? — Нарочито шумный вздох.
— Я не гожусь. И никогда не годилась на роль жены. По крайней мере твоей, мой Вечный Друг. Но если серьезно, ты можешь меня выслушать?
— А ты как думаешь?
— Думаю, — сказала она.
— Мы можем встретиться?
— Нет, — ответила она.
— Ладно. Говори, какой нужен.
Она рассмеялась, но иначе. Облегченно.
— Надежный. Верный. Понимающий и любящий.
— Гм… — ответил он односложно.
— Да есть, есть такие, — с несвойственной ей горячностью настаивала Ксения Демьяновна.
Они говорили недолго: она давно научилась формулировать мысли, а он — понимать ее с полуслова.
— А еще что? — спросил он.
— Думаешь, этого мало?
— При твоем размахе — сущий мизер. Говори, что еще.
— Тогда… Нужен успех.
— Неслабо, — фыркнул он.
— Да нет, — сказала она. — Успех подготовлен, его нужно об-ра-мить. — Она засмеялась.
— Принято. Мне нравится, как ты говоришь. Ты не изменилась.
"А вот тут ты ошибаешься, мой Вечный Друг, — вздохнула Ксения, опуская аппарат в карман пижамы. — Изменилась, да еще как". Дело не в болезни, которая вытолкала ее из Москвы сюда, на берег еще робкой Камы — к самым истокам, а в том, что произошло в ее мозгах.